Можете на меня положиться - Страница 36

- Спасибо, Дина, - сказал я. - Звони еще, если что. Посовещавшись с Феликсом, я решил, что, хотя встреча с этим Никитой, скорее всего, не сулит ничего, надо подъехать - просто для очистки совести. Тем более мне все равно в Центр.

Но едва только долговязый очкастый парень открыл мне дверь, я понял; эта встреча, кажется, безрезультатной не будет. Потому что в прихожей на вешалке висел генеральский мундир.

Узнав, кто я и что мне нужно, Никита пригласил меня пройти в его комнату. Она удивительно напоминала латынинскую - не хватало только репродукции Шишкина.

Конечно же помочь он ничем не мог. Последний раз Саша был у него примерно месяц назад, а с тех пор они даже не перезванивались: Никита относил это за счет занятости перед выпускными экзаменами. Как говорится, не до музыки.

Да, познакомились они несколько лет назад на почве увлечения музыкой. Вернее, их познакомили - родители. То есть, если точнее, Сашин отец и Никитин дед, потому что родители у Никиты работают за границей и он живет с дедом. А с Виктором Васильевичем дед знаком, наверно, сто лет: у них какие-то коллекционерские дела.

- Постой, постой, - сказал я, делая вид, что вспоминаю. - Мне тут недавно на Петровке рассказывали, что ограбили квартиру какого-то генерала, еще пистолет при этом забрали. Это не он ли?

- Он! - воскликнул Никита, и я увидел, как загорелись его глаза за стеклами очков. - Представляете, я в школе был, дед - в Комитете ветеранов, дома только одна Паша, домработница. А они позвонили в дверь, говорят, срочно откройте: протекаете на нижнюю квартиру. Ну, Паша сдуру и открыла...

- А ты бы не открыл? - не удержался я.

- Открыл бы, наверное, - легко согласился Никита. - Так вот, вошли они, значит, в чулках на голове, двое или трое, Паша от страха не помнит, стали ее вязать. Она - визжать, тогда один ее чем-то тяжелым по голове огрел, и - брык с копыт. Две недели в больнице провалялась.

По всему было заметно, что ему не впервой рассказывать эту историю. Но и сейчас он делал это со смаком.

- Дедушка антиквариат собирает? - спросил я как бы между прочим.

- Собирал, - поправил меня Никита. - Сейчас он на пенсии, финансы не позволяют. Да и то он большую часть своей коллекции еще до войны собрал, когда на Дальнем Востоке служил. Она ведь у пего особая - Китай, Япония. А потом уже здесь кое-что отыскивал, в комиссионке или у любителей. У него и библиотека по этим странам классная была.

- Неужто и библиотеку забрали? - спросил я недоверчиво.

- Да нет, - рассмеялся Никита. - Библиотеку дедуля сам отдал, в музей. Он и коллекцию туда же завещал, но только после смерти. Сейчас, говорит, не могу: очень голо в кабинете станет. - А тебе-то самому не жалко? - спросил я.

- Да ну, - бесшабашно махнул он рукой. - Дед правильно говорит: молодой, еще наживу. А теперь и жалеть-то не о чем.

- Всю коллекцию украли?

- Не всю, но самое ценное взяли, гады. Дедуля говорит, кто-то из них, видать, разбирается. Особенно он за какую-то курильницу переживал и за жезл счастья "жуй". Этому жезлу две тысячи лет, он периода Шан, совсем ископаемый. Ну и из-за пистолета у него чуть инфаркт не случился. Так что там говорят? Найдут? А то деда жалко.

- Ищут, - ответил я неопределенно, напомнив сам себе Сухова. - Да, так насчет Саши. Он тогда, месяц назад, чего приходил?

- Да как обычно, - пожал плечами Никита. - Диск новый принес переписать. Потом чаю попили с дедом, поговорили о том о сем и разошлись...

Я стал прощаться. Ничего существенного для моих Поисков мне здесь узнать не удалось. Но зато теперь, кажется, понятнее стало другое: насколько глубоко увяз Саша Латынин.

Виктор Васильевич казался солидным и представительным мужчиной даже в спортивном костюме. Впрочем, костюм был фирмы "Адидас". Мне не составило большого труда представить его на сцене в черном смокинге или в чем там чтецы выходят на сцену. Рядом я представил себе прекрасную Елену Сергеевну в длинном платье, метущем пол, и с обворожительной улыбкой. Великолепная пара! Смокинги, бриллианты, обнаженные плечи... И сыночек, который связался с преступниками.

Это я гак настраивал себя перед беседой. Откровенно говоря, Латынин-старший априори не вызывал у меня ни малейшей симпатии. Я понимал, что личный контакт может повлиять на предварительное мнение, но этого-то мне и не хотелось. Вопреки распространенному представлению, работа журналиста, пишущего на судебные и моральные темы, гораздо ближе к работе, например, следователя, чем чистого литератора. Конечно, ее результат выглядит эмоциональнее протокола допроса, но главным остаются факты, только факты. Ну и, разумеется, их оценка. Вот почему, встречаясь с людьми, я предпочитаю иметь более или менее готовую концепцию случившегося, если хотите - версию. Такую, которую могут изменить лишь новые факты.

Виктор Васильевич был обладателем холеного, сонного лица с крупными чертами и глазами несколько навыкате. Он разговаривал, чуть откинув голову назад и одновременно слегка прикрыв веки, в результате чего собеседник чувствовал себя раз и навсегда поставленным на место. Впрочем, это могло быть у него совершенно естественным проявлением привычного сознания солидности собственной персоны.

Латынин ждал моего приближения, небрежно опершись бедром о капот новой кремовой "Волги". Мы поздоровались и, гуляя, двинулись к набережной. Я решил с ходу захватить инициативу:

- Вчера вы сказали, что сами собирались меня разыскивать. Зачем?

Но он оказался не так прост.

- Хотел спросить, почему вы заинтересовались моим сыном и что у вас за цель.

Теперь уже он смотрел на меня вопросительно. Я решил, что по-своему он совершенно прав и нечего мне с ним играть в Штирлица с Мюллером. В конце концов, прямота тоже своеобразный ход в беседе.