Пришлось прокатиться и в деревню Грязь. Бывший первокурсник оказался действительно неплохим парнем. Синяки у него сошли, осталась одна глухая обида. Я ему кое-что растолковал.
А потом я написал очерк, очень злой, и его напечатали. Хотя я знаю, что редактору звонили из техникума. И первый ответ на него мы уже получили - из прокуратуры. О том, что по нашему выступлению факты проверены и возбуждено уголовное дело.
Я стал читать письмо.
"Поведение, недостойное советского журналиста..." Это, вероятно, обо мне. Так чем же я недостоин? "Обманным путем, минуя руководство техникума, получил у технического сотрудника документы служебного назначения..." Ну уж обманным! Я представился тетке - комендантше общежития и попросил показать мне папку с протоколами собраний студсовета. Она не спросила, зачем мне это нужно, а сам я не стал навязываться. А что минуя - это да, это грешен. То есть потом я, конечно, побывал у директора, но вот дал бы он мне так же легко ту папочку, нет ли - это бабушка надвое сказала...
Читаем дальше. "Борзописец..." Так, понятно. Где же факты? Ага, вот! "...который не курит и никогда не курил". И еще: "...никакими грамотами за подписью секретаря комитета комсомола техникума не награждался". А это резюме: "Этими и многими другими неточностями изобилует заметка корреспондента И. Максимова. Но дело, разумеется, не в них! Страшно, что подобной недобросовестностью грешит сама интерпретация автором событий, он извращает, а кое-где и прямо подтасовывает факты". Дальше в том же духе.
Да, на том жидком материале, за который они вообще смогли уцепиться, составлено было грамотно. Даже, пожалуй, слишком грамотно, напоминает самодеятельность, которую можно увидеть в кино. Похоже, они успели обзавестись адвокатами.
Работают точно: если в критическом материале обнаружится хоть одна, пусть совсем маленькая, ошибка, можно постараться свести на нет всю статью. Это я усвоил давно, с тех пор как на заре туманной юности написал про девицу, которая пришла в компанию и так там себя вела, что из-за нее приключился скандал и драка, кончившаяся ударом ножа. Так вот, у меня было сказано, что с ней пришел "молодой человек, кажется, даже жених". Что тут началось! Сто писем в разные инстанции: мы ославили несчастную девушку, а мой "жених" не жених вовсе, он давно женат, но теперь вынужден разводиться... Все это был в основном треп, но цель оказалась достигнута: про суть дела забыли и отбиваться пришлось теперь уже нам. Вот тогда я завел себе правило: все факты, даже самые незначительные, выписывать на бумажку и вычеркивать по мере проверки.
Итак что там у них? Я написал, что мой первокурсник незадолго перед дракой спокойно курил в обществе таких же, как он, трезвых товарищей на той самой лестнице. И второе - насчет грамоты. Оба факта имелись в моей бумажке. И оба были зачеркнуты. Парень рассказывал мне, что действительно не курит, но иногда может подымить не затягиваясь, если за компанию. Это подтвердил и его бывший сосед по комнате. Грамоту за хорошую работу на картошке, подписанную секретарем комитета комсомола, я держал в собственных руках. Только комитет был не техникума, а совхоза, где студенты работали. Как говорится, чур не моя ошибочка!
- Ну что? - спросил Глеб с беспокойством, когда я отложил письмо. Он гоже знает, что такое ошибка в судебном очерке.
- Ерунда, - сказал я. - Все в порядке.
- Ну, слава Богу, - сразу повеселел он. И перешел с места в карьер: Ты чем сейчас занимаешься?
Я вспомнил о письме Кригера:
- Есть тут одно дельце...
- Интересное?
- Пока не знаю.
- А к следующему воскресенью не успеешь дать хороший кусок? У меня дыра.
Завражный всегда говорит, что у него дыра. Но если я не сдам ему "кусок", газета все равно выйдет. Просто ответсек должен быть запасливым.
- Попробую, - сказал я вставая. Такое обещание ни к чему меня не обязывало.
- Попробуй, - сразу согласился Завражный и углубился в свои бумаги.
И, только выйдя из его кабинета, я вспомнил, что меня сегодня выгнали из дому. Надо решить, где ночевать. Впрочем, я знал, к кому обратиться.
3
В тесной комнатке нашего фотокора Феликса Громова, как всегда, было не повернуться. Двое сотрудников из сельского отдела азартно играли в настольный футбол. Кротов, заведующий школьным отделом, судил. Сам Феликс сидел на высоком табурете перед своим столом, засыпанным фотографиями, как осенняя мостовая опавшими листьями. Перед ним стояла незнакомая мне девушка. Феликс недовольно ей выговаривал, перебирая в руках карточки:
- Ну почему они у тебя стоят, как на митинге, все в ряд? Я тебя посылал сделать мне репортаж, а что ты принесла? Знаешь ты, что такое ре-пор-таж? Не можешь поймать подходящий для съемки момент - организуй его! Мне нужна картинка из жизни, а не открытка "на память об отдыхе в солнечном Геленджике"!
Я остановился в дверях.
- Здорово, Игорек, - бросил мне Феликс, все еще хмурясь. - Вот, женщина-фотокор, виданное ли дело! Прислали, понимаешь, на стажировку.
Женщина-фотокор совсем, похоже, не была напугана Феликсовым разносом. Наоборот, она улыбалась. На вид ей было года двадцать три, не больше. Мальчишеская фигура и одевается по-мальчишески: джинсики, куртка на молнии. Личико мелкое, с остренькими чертами, а глаза большие и серые, стрижена коротко. Короче, осмотром я остался доволен. Я решил, что мне сейчас самое время обращать внимание на молоденьких женщин. Пусть даже фотокоров.
Феликс презрительно бросил фотографии в общую кучу и повернулся ко мне:
- Что нового? Я замялся. Меня смущало присутствие посторонних.